Успех опьянял. Но «Брэнтфорд» и Уэйн мчались к краю пропасти. То ли никто не видел, то ли об этом не хотели говорить, но у «Брэнтфорда» была очень короткая скамейка запасных. В команде имелись хорошие вратари, она много забивала, но в ней было всего тринадцать игроков. Рано или поздно это должно было сыграть свою роль.

Команда «Ошауа», сколько помню, часто выигрывала у нас с перевесом в одну шайбу. Для детской команды Брэнтфорда она всегда была трудным соперником. И вот в полуфинале турнира «Ошауа» снова встретила «Брэнтфорд».

И все повторилось. «Ошауа» опять выиграла. Уэйн, как всегда, играл в защите, но когда счет стал равным 4:4, тренер выдвинул его вперед. Это был рискованный, но точно рассчитанный ход. Матч Уэйн закончил с одним голом и тремя голевыми передачами (всего в четырех играх он забил 13 голов и сделал 13 передач), но «Брэнтфорд» проиграл 4:9.

Мы все были страшно огорчены. Помню, я в отчаянии стукнул кулаком: «Ну, ничего, когда-нибудь я вернусь сюда». Я действительно был на этом катке на первой игре Уэйна в ВХА. Но этот неудачный для нас турнир не оказался бесполезным, он преподал нам несколько уроков на тему детского хоккея. Да и жизни вообще.

Первый, для Уэйна, был дан тут же после игры, на пресс-конференции директором-распорядителем турнира, очень добрым и понимающим человеком. Он заметил Уэйна, сжавшегося в комочек в кресле, с глазами, полными слез, как будто наступил конец света. Он подошел к нему и сказал: «Уэйн, ты должен понять, что в спорте всегда одна команда должна победить, другая – проиграть. Думаю, ты согласишься: побеждает сильнейший. Я понимаю, ты хотел выиграть, но спорт есть спорт. Ты можешь гордиться тем, что многие люди приходили посмотреть твою игру. На всех четырех играх трибуны были заполнены». (Общее число зрителей на турнире достигло 140 166 человек, на 25 тысяч больше, чем в предыдущем году.) «Многие ребята пока лишены возможности играть в хоккей, – продолжал директор. – Все деньги, полученные от этого турнира, пойдут на развитие детского хоккея, чтобы помочь этим мальчишкам. И ты для этого сделал немало».

И еще один урок. Он касается детского хоккея. Я уже не раз говорил, как обманчивы и ненадежны прогнозы, когда маленькие игроки начинают мечтать о карьере профессионалов.

В «Ошауа» был замечательный парнишка Гроув Саттон, забивший в игре с «Брэнтфордом» пять шайб, а к концу победного финального матча с «Питерборо» имевший на своем счету семнадцать голов. Когда закончилась встреча с «Брэнтфордом», тренер «Ошауа» Бил Уайт заявил репортерам: «Тут все говорили о Гретцки. Но я никогда не променяю на него Саттона».

Гроув Саттон так и не попал ни в ВХА, ни в НХЛ. От детского хоккея до профессионального долгая-долгая дорога. И какими бы легкими ни казались первые шаги по ней, это не значит, что тебе удастся пройти этот путь до конца и достичь заветной цели.

«Я не вернусь домой, отец! Ни за что…»

Хоккей дал возможность Уэйну объехать весь мир. Он был в Советском Союзе, играл в Европе, не раз пересек всю Северную Америку. Часто он вбегает в самолет, когда уже собираются убирать трап – такой уж он человек…

Но самым длинным и тяжелым из всех его путешествий был переезд из Брэнтфорда в Торонто, до которого всего 60 миль. Он тянулся четыре месяца, считая поездку в Верховный суд провинции Онтарио. И прежде чем он завершился, я начал думать, что весь мир спятил. Для меня это классический пример того, что получается, когда взрослые усердно вмешиваются в детские игры, даже забывая, для кого, собственно, эти игры существуют.

Шел 1975 год, Уэйну было четырнадцать лет, и мы уже поняли, что обязаны вмешаться в ход событий. Напряженность жизни звезды в родном городе, да еще таком маленьком, оказалась слишком сильной для Уэйна. Нам казалось, детство его испорчено.

Надо знать тогдашнего Уэйна. Сейчас, когда вы видите его дающим интервью на телевидении или на приемах, он общителен, раскован, уверен в себе. Но раньше все было не так. Если кто-то обращался к нему, Уэйн краснел и пытался сбежать. О, интервью он давал и тогда, он привык к ним с шести лет. Но в обычной жизни он был страшно застенчив. Он все таил в себе. Мы боялись, что такая замкнутость может повредить его душевному здоровью.

Казалось бы, наступило самое прекрасное время для него, но он не был счастлив.

Мы с женой хотели только одного, чтобы он жил обычной нормальной жизнью. В Брэнтфорде Уэйн Гретцки жить нормально не мог.

Возможен был один выход: отправить его в другой город, где бы он мог быть просто одним из многих мальчишек, играющих в хоккей. В каком-нибудь большом городе вроде Торонто, где много хороших игроков и он мог бы, как мы думали, затеряться среди них. Кажется, рассуждали мы правильно, но к чему это привело!…

Многие до сих пор гадают: почему мы так поступили? Некоторые считают, что мы думали только о хоккее. И хотели просто-напросто перевести его в лучшую лигу любой ценой. По мнению этих людей, мы выставили из дома собственного сына, чтобы обеспечить ему карьеру. Они убеждены, что мы с женой способны на такое.

Но все обстояло совсем иначе.

Сначала мы были против. Категорически. И – для сведения – идея вообще принадлежала не нам, а Уэйну… Долго мы говорили: «Нет». Но он убедил нас, показав, насколько он повзрослел. Он доказал, что является более зрелым человеком по сравнению с теми взрослыми, которые пытались помешать ему.

В наших поездках на хоккейные и бейсбольные турниры мы познакомились с Сэмом Макмастером, возглавлявшим «Янг Нэйшиналз». Это спортивная организация, имеющая команды во всех подразделениях «Метрополитен Торонто Хокки Лиг» (МТХЛ). В ней зарегистрировано около 10 тысяч игроков всех возрастов. «Янг Нэйшиналз» хорошо организованы и в турнирах, кажется, всегда побеждали или были близки к победе. Уэйн знал команду, относился с уважением к ней и к ее руководителю. И потому, когда однажды Сэм позвонил и спросил сына, как прошел его хоккейный сезон, Уэйн, не колеблясь, выложил ему правду.

«Не очень хорошо», – сказал он. И объяснил. Он играет с одними и теми же мальчиками уже несколько лет и опять будет играть с ними же, ребята они неплохие, но их родители почему-то относятся к нему враждебно. И он очень устал от их бесконечных нападок.

«Ну раз дело так плохо, не хочешь ли ты переехать в Торонто и играть в нашей команде?» – предложил Сэм.

Все вышло совершенно случайно. Сэм вовсе не стремился заполучить нового игрока, ему не нужно было срочно укреплять свою команду или создавать хоккейную империю. Когда Уэйн сказал, что ему очень хотелось бы переехать, Сэм велел ему посоветоваться с родителями и дать знать о нашем решении. Так что на нас никто не давил. Кроме Уэйна.

А он хотел уехать. Он так обрадовался этой возможности. И его реакция на предложение только подтвердила наши опасения насчет невыносимости его жизни в Брэнтфорде. Только он увидел лазейку, как тут же решил ею воспользоваться.

Мы сказали: «Нет». Он наш сын. Мы хотим, чтобы он жил дома. Поищем другой путь. Выход должен быть. Мы не можем отпустить нашего мальчика в Торонто. Мало ли что случится? Пьянки, наркотики… Да есть тысячи способов попасть в беду!… Не поедет, и все. Мы не желали ничего слушать об отъезде.

Но он не отставал. Он просил, мы возражали, он снова просил, мы снова говорили: «Нет». И так до бесконечности. Наконец он решил узнать, почему мы не хотим отпустить его. Он был серьезен и спокоен. Он имеет право знать.

– Брось, Уэйн, – сказал я. – Ты не поедешь. И не проси. Мне надоело спорить об этом.

– Нет, ты скажи почему? – настаивал он. – Ты можешь объяснить? Или вы просто упрямитесь?

Он бил нас нашим же оружием. Филис и я всегда учили детей, что у всего, что делаешь, должен быть резон. Теперь он просил нас объяснить наш отказ. Мы оказались загнаны в угол.